А.Л. Топорков

Любовные заговоры славянских народов в компаративном отношении

Большое число любовных заговоров зафиксировано в фольклорных традициях славянских и неславянских народов южной, центральной и восточной Европы: у венгров, испанцев, итальянцев, русских, румын, сербов, украинцев и др. М. Миюшкович опубликовал собрание сербских “присушек”, включающее 234 текста (Миjушковиħ 1985). Представительную коллекцию из 118 румынских любовных заговоров обнародовала С. Голопенция с параллельным переводом на английский язык (Golopenţia 1998; см. также: Golopenţia 2004). В нашей книге о русской рукописной традиции имеется специальное приложение, в котором приведены в подробном пересказе 100 текстов русских “присушек”, извлеченных из рукописей XVII—XIX вв. (Топорков 2005:3654—388).

Любовным заговорам разных народов Евразии посвящена обширная литература. Эта тема разрабатывается на материале заговоров Древней Индии, древнего Ближнего Востока, античной Греции и Рима, Европы эпохи Средневековья, Ренессанса и раннего Нового времени, России XVII — начала XX в.[1] Изучение любовных заговоров Древнего мира (прежде всего греческих заговоров из египетских магических папирусов II—V вв. н.э.) показывает, что они близки европейским (в том числе южно- и восточнославянским) заговорам Нового времени по своему содержанию и формульному составу. Так, например, для греческих и славянских любовных заговоров являются общими представления о том, что любовную страсть можно наслать на человека извне как некую враждебную силу, об огненной природе любовного чувства (пламя охватывает сердце, печень и др. внутренние органы жертвы), о любовной болезни, ее причинах и “симптомах” (отказ от еды и питья, бессонница, жар и лихорадка, социальная изоляция, разрыв с родителями и другими родственниками, тоска, безумие или одержимость злыми духами, поражение стрелой или другим острым орудием в сердце)[2].

Вопрос о том, объясняется ли эта близость культурно-исторически или возникла в результате конвергентного развития, пока остается открытым. Один из путей решения проблемы видится в том, чтобы проследить литературную и культурную историю отдельных формул, образующих состав любовных заговоров. Соблазнительно было бы поставить эту задачу в широких пространственно-временных координатах: от магических традиций древнего Ближнего Востока, северной Африки и восточного Средиземноморья до традиций Европы Нового времени.

В настоящей работе мы рассмотрим историю одной заговорно-заклинательной формулы, которая может быть суммарно описана следующим образом: “как горит/плавится воск/свеча, так пусть горит/плавится (от страсти, от болезни) NN/сердце NN”. В целях экономии места будем называть ее далее “формулой плавящегося воска” или сокращенно — ФПВ.

Эта формула неоднократно привлекала внимание исследователей. Ее изучал Кристофер Фараоне, у которого мы будем в основном брать сравнительный материал (Faraon 1991; Faraon 1993:60-61, 76-80; Faraon 1999: 44-45, 50-62). К ФПВ обращались и отечественные филологи (Потебня 1905: 446, 620-621; Познанский 1995:7-8, 208; Кагаров 1981:74-75). Проблема заключается в том, что никто из западных ученых вообще не касался славянского материала, а отечественные исследователи прошлого не шли дальше общих констатаций сходства между античными и современными текстами. Обширные коллекции заговоров разных народов Евразии и посвященные им западные исследования еще практически не задействованы в компаративных исследованиях славянских традиций магического слова. Задача заключается в том, чтобы от общих констатаций сходства и составления списков схождений перейти к изучению заговорной традиции в реальном пространстве и времени с учетом всей совокупности доступных в настоящее время источников.

Происхождение ФПВ. Древнейшие фиксации формулы имеются на хеттском, ассирийском, арамейском, египетском и древнегреческом языках. Первоначально это тексты клятв и проклятий, которые сопровождали ритуальные действия с воском или восковыми фигурками.

Наиболее ранняя формула имеется в тексте хеттской воинской присяги (1450-1350 гг. до н.э.). Ритуал состоял в том, что жрец выходил перед построенным войском, совершал определенные действия и произносил заклинания, которые затем повторяли воины: “Тогда жрец кладет воск и бараний жир им в руки. Он бросает потом воск и бараний жир в огонь и восклицает: “Как этот воск тает и как этот бараний жир топится, пусть так же тот, что нарушит эти клятвы и покажет непослушание царю страны Хатти, растает, как воск, пусть его растопят, как бараний жир!” И люди восклицают: “Да будет так!”” (Луна, упавшая с неба 1977: 231).

Предполагают, что в данном случае хетты использовали для воинской присяги традиционную формулу проклятия. За это говорит параллель, имеющаяся в очистительном обряде Туннави: жрица брала восковые фигурки безымянных колдунов, которые якобы наслали болезнь, и расплющивала (или, может быть, “плавила”) их: “Она поднимает над ним (или ней) фигурки из воска и бараньего жира и говорит: “Какие бы люди ни сделали этого человека несчастным, я теперь держу в руках две наделенные чудесной силой фигурки”. Затем она раздавливает их и говорит: “Какие бы люди ни сделали этого человека нечистым, да будут они раздавлены так же””[3].

ФПВ встречается позднее в составе клятв, которые владыки небольших ближневосточных государств приносили ассирийскому царю. Так называемые “вассальные клятвы” Асархаддона (680-669 гг. до н.э.) заканчиваются серией из более 70-ти проклятий; многие из них предполагают разрушение восковых или глиняных фигурок: “Так, как жгут восковую фигуру в огне, растворяют глиняную фигуру в воде, так пусть они[4] жгут твою фигуру в огне, растворяют ее в воде” (Faraone 1993:62-63). Существует очевидная связь между действиями с восковыми фигурками, которые плавили или жгли во время этих церемоний, и другими заклинательными ритуалами в Месопотамии. Как известно, в ассирийской магии широко использовались человеческие фигурки; для их изготовления “обычно выбирались вещества, которые легко обрабатываются и уничтожаются, подобно глине, битуму, салу или меду; реже использовалось дерево или даже мед” (Фоссе 2001: 130). Серии заклинаний Маклу и Шурпу (оба эти слова с некоторыми оттенками обозначают горение) “предназначались для прочтения во время уничтожения огнем изображений колдунов и колдуний или символических предметов” (Фоссе 2001:60). В серии Маклу встречается между прочим и ФПВ: “Так же как эти фигуры плавятся, текут и утекают, так пусть колдун и колдунья плавятся, текут и утекают”[5].

К середине VIII в. до н.э. относится арамейский текст, найденный около Алеппо (так называемая “Сефирская надпись”); это договор между двумя мелкими правителями по имени Barga’yah и Matti’el, которые жили на юго-западной периферии Ассирийской империи. Matti’el клянется соблюдать договор, призывая на свою голову ужасные бедствия в случае его нарушения: “Как этот воск поглощается огнем, так пусть Matti’el будет поглощен огнем. <...> Как человек из воска слеп, так пусть ослепнет Matti’el” (Faraon 1993: 62).

В Египте восковые фигурки широко использовали в церемониях проклятия: жрецы делали восковые изображения врагов Египта и их богов, совершали с ними определенные манипуляции, а потом уничтожали. Так, например, в ходе ритуалов, которые были призваны изгнать Апопа (змея, олицетворяющего тьму и зло) и Сета (злое божество пустыни и чужеземцев) делали восковые фигурки и разрушали их, сопровождая это продолжительным произнесением детальных заговоров (Frankfurter 1993: 134-136)[6].

В надписи IV в. до н.э. сохранилось свидетельство о клятве, которую принесли греки, основавшие ок. 630 г. до н.э. город Кирену в Северной Африке (совр. Шаххат в Ливии). Колонисты плавили восковые изображения и жгли их, произнося следующее заклятие: “Пусть тот, кто не выполнит это соглашение, но нарушит его, растает и исчезнет как эти изображения, он сам, его потомство и его имущество” (Faraon 1993:60). Хотя свидетельства о таких обрядах в греческой архаике весьма редки, К. Фараоне приводит аргументы за то, что они могли существовать, хотя и не получили отражения в сохранившихся источниках.

Таким образом, ФПВ была известна в древних государствах Ближнего Востока, северной Африки и восточного Средиземноморья с середины II тысячелетия до н.э. При переходе к более поздним древнегреческим и римским текстам ФПВ претерпевает существенную трансформацию: начиная с Феокрита она используется в ритуале любовной магии, а не в качестве клятвы или проклятия. Такой функциональный и семантический сдвиг от формулы насылания порчи к формуле любовного заговора является закономерным и отмечался в разных традициях (Faraone 1999: 43-55, 82).

ФПВ в древнегреческой и римской традициях. Хрестоматийное описание привораживания с помощью огня и воска встречается во 2-й идиллии Феокрита. Оно же является одним из наиболее ранних (Феокрит жил в конце IV – первой половине III в. до н.э.). В идиллии описывается, как молодая гетера Симайта пытается присушить юношу, который ее оставил. Она совершает определенные ритуальные действия и одновременно произносит заклинательные формулы, в частности: “Так же как воск этот мягкий с мольбою я здесь растопляю, / Так пусть от страсти растает немедленно Дельфис-миндиец” (Александрийская поэзия 1972: 30-31; пер. М. Грабарь-Пассек).

Еще в 1942 г. Е. Тавеннер рассмотрел 2-ю идиллию Феокрита как свидетельство о том, как огонь использовался в древней любовной магии, а также привел параллельные места из греческой и латинской литературы и из греческих магических папирусов из Египта. Е. Тавеннер отмечал, что Феокрит провел много времени в Египте, особенно в Александрии с ее большим еврейским населением, где он познакомился с магическими верованиями и практиками, которые позднее отразились в египетских магических папирусах. Хотя ритуалы и верования, которые описывает Феокрит, известны из папирусов IV и V вв. н.э., они, несомненно, существовали и ранее (Tavenner 1942:22, 36). Мнение о том, что 2-я идиллия Феокрита не только представляет собой художественное произведение, но и адекватно отражает магическую практику того времени, разделяют и другие исследователи (Kuhnert 1894; Graf 1997:174-191; Faraon 1999:49-52).

Позднее ФПВ воспользовался в 8-й Эклоге Вергилий

Глина ссыхается, воск размягчается, тем же согреты
Жаром — от страсти моей да будет с Дафнисом то же[7],
Малость посыпав муки, затепли лавры сухие.
Дафнис сжигает меня, я Дафниса в лавре сжигаю.
Дафниса вы приведите домой, приведите, заклятья!
(Вергилий 1979:65; пер. С. Шервинского)

Гораций описывает в одной из Сатир (1.8.43-44), как две колдуньи плавят с помощью огня восковую фигурку (Гораций 1970:271).

В греческих магических папирусах из Египта неоднократно фигурируют формулы насылания огня и описывается изготовление восковых фигурок. Например, в парижском папирусе IV в. н. э. рекомендуется такое средство наложить любовные оковы: “Возьми воск или глину с гончарного круга, слепи две фигурки, мужскую и женскую, мужскую сделай подобной Аресу, в полном вооружении, держащего в левой руке меч, который поражает правую ключицу женской, женскую сделай со связанными руками за спиной и стоящей на коленях, магический материал привяжи на голову или на шею, напиши на фигурке привораживаемой...” (PGM IV, 296-334; пер. Я.П. Талбацкого; цит. по: Топорков 2005:408-409). Далее рекомендуется сделать надписи на разных частях тела и вонзить в них медные иглы. Некоторые из подобных фигурок, сделанные, правда, в основном не из воска, а из более стойких материалов, сохранились до наших дней (Faraone 1991).

Формула в европейских заговорах (от Средневековья до Нового времени). Магическое использование воска, свечей и восковых фигурок сохранилось в Европе почти до нашего времени. Речь идет не просто о заимствовании или спонтанном воспроизведении определенной словесной формулы, но о сохранении в арсенале культуры и индивидуального магического знания целостного ритуала с определенной атрибутикой и словесным сопровождением. Это один из тех случаев, когда реально прослеживается преемственность: от античной греко-римской магии к средневековому чернокнижию, а от него – к фольклорной культуре позднего средневековья и Нового времени (Kittredge 1929:73, 87, 93; Kieckhefer 1991).

В магическом трактате XV века из Германии, опубликованном Р. Кикхефером, приведено несколько способов овладеть женщиной. Например, мужчина лепил из воска женскую фигурку и погружал ее в воду. Потом он чертил круг, писал в нем имена Велиала и других демонов, протыкал определенные части фигурки девятью иглами и произносил заклинания: “Sicut ista acus fingitur in cor istius ymaginis, ita fingatur amor N. in amorem N., quod non possit dormire, vigitare, iacere, sedere, [uel] ambulare, quousque in meum exardescat amorem” [“Как эта иголка пронзает сердце этой воображаемой, так пусть любовь Н. пронзит Н., так что она не сможет спать, просыпаться, лежать, сидеть [или] гулять, пока она не загорится любовью”]. Потом маг заклинал каждую часть тела, чтобы женщина чахла, пока не покорится его воле. Наконец он плавил фигурку над углями, говоря: “Et sicut coruus desiderat cadauera mortuorum, ita desideres, tu me. Et sicut cera ista liquefacit a facie ignis, ita desideret N. in meum amorem, quod non passit” [“Как ворон стремится к падали, так бы ты желала меня. Как этот воск тает перед лицом огня, так пусть Н. желает моей любви”]. В трактате утверждалось, что страсть, вызванная таким образом, побудит женщину вопить, стенать и бить себя в грудь, пока она не отдастся мужчине (Kieckhefer 2003: 227-228)[8].

Сведения о ритуальном использовании восковых фигурок в Италии XV—XVI вв. отложились в материалах инквизиции. В 1428 г. на процессе по делу Маттеуччи ди Франческо выяснилось, что она просила некую женщину сделать и принести ей восковую фигурку того мужчины, который ее больше не любил и даже бил; вместе они поставили эту фигурку на раскаленный кирпич, и Маттеучча попросила женщину произнести: “Come se destruge questa cera, cossì se possa destrugere el core del l’amor mio, perfine che farà la volonta mia” [Как разрушается этот воск, пусть так разрушается сердце моего любимого, чтобы он исполнил мою волю] (Mammoli 1969:22-23).

В другой раз Маттеучча велела молодому человеку, давно желавшему жениться на девушке, которую родители решили выдать замуж за другого, достать освященную свечку, держать ее на известном перекрестке трех улиц, и в то время, когда вышеупомянутая девушка пойдет на свадьбу, потушить и поломать ее, произнося:

“Come se piega questa candela in questa ardore,
cossì lo sposo et la sposa
non se possa mai coniungere in questo amore.
[Как сгибается эта свечка при этом жаре,
так пусть муж и жена
никогда не соединятся в этой любви] (Mammoli 1969:24-25)

В 1519 г. в Модене на процессе Кьяры Синьорини некий Паоло Маньяно показал, что Кьяра проклинала Маргериту Маццани: “...она держала в руке некую свечу, и вместе с ней молились, преклонив колена, ее муж и сыновья, и она говорила это или подобное: “Да сгорит так же жизнь мадонны Маргериты, как сгорает эта свеча” [Cossì se possa consummar la vita di madonna Margarita come si consumma questa candela]; и после этого кинула некую траву лесного вида на огонь, говоря вышеприведенные проклятья” (Гинзбург 2004: 45-46, прим. 25).

С давних времен английские и шотландские суды были наполнены обвинениями в изготовлении человеческих подобий (Роббинс 1995:91). В 1490 г. Джоанна Бенет предстала перед судом в Лондоне по обвинению в колдовстве с восковой свечой: “As the candle consumes, the man must waste away” [Как свеча тает, [так] человек должен зачахнуть] (Kittredge 1929: 85). Джордж Кларенс, казненный в 1478 г. объявил, “что король имел намерение извести его (Кларенса), наподобие того, как тает, сгорая, свеча” (that the Kyng entented to consume hym (Clarence) in like wyse as a Candell consumeth in brennyng) (Kittredge 1929:140). В 1597 г. Джанет Лейск из Шотландии насадила восковую фигуpу на вертел и шесть часов держала над огнем, “и как таял воск, так в то же время и его (жертвы колдовства) тело покрывалось испариной”” (Роббинс 1995:91)[9].

Формула в заговорах южных славян, украинцев и белорусов. В Болгарии и Сербии ФПВ произносили, чтобы “растопилась” болезнь (Плотникова 1995: 443). В Болгарии свечи или фигурки человека из воска или олова использовали для наведения порчи, например, отливали куклу из воска и потом плавили ее со словами: “Както се топи восъко, така да се стопи Иван!” (Тодорова-Пиргова 2003: 474—475, № 732).

Если у человека украли скот, и он знал, кто это сделал, то он насылал на виновника порчу. Для этого он собирал в стеклянную баночку пихтовую смолу и нес ее в село Ургари святому Константину. Отдав смолу, он зажигал свечу и переворачивал ее огнем вниз со словами: “Както се ляе (топи) восъка на свещта, така да се топи и снагата на Никола (ще каже името, на когото врица)!” [Как тает эта свеча, так пусть тает и Николай (сказать имя того, на кого наводят порчу)] (Амроян 2005: 47, № 81; зап. в Страндже в 1938 г.). ФПВ употребляли и для того, чтобы противостоять враждебной магии: “Како гори свещта, така до изгори тоа душманин” или: “...така да изгори Иван (ако го знае кой е)” (Тодорова-Пиргова 2003: 484, № 759; см. также: 485, № 760). Почти такую же формулу использовали в любовной магии: “Как се топи восъко, така да се топи Иван по мене” (Тодорова-Пиргова 2003: 462, № 685). Таким образом, у южных славян ФПВ использовалась для наведения порчи (в том числе на вора и недруга), в лечебной магии (чтобы уничтожить болезнь) и в магии любовной.

Функциональный набор заговоров, в которых встречается формула на Украине и в Белоруссии, примерно такой же, как у южных славян. Это заговоры при наведении порчи, в том числе для того, чтобы “стопить” вора как свечку (Гроднен. губ. вед., ч. неофиц., 1893, № 50, с. 2), лечебные, а также присушки. Начнем и в этом случае с наведения порчи. В 1864 г. Н.Я. Никифоровский записал на Витебщине такой способ отомстить недругу: “Желающий отомстить своему лиходею ставит за обедней свечу, предварительно искусав, переломив ее и зажегши с двух концов, чтобы житье лиходея сломилось, перевернулось, “разгрызлось и спалилось”. Иногда же, в большой праздник, он ставит скрученный пучек из девяти свеч, чтобы “жиццё и отроддя нинависника покруцилыся и сгорело, як тыи свечки”” (Никифоровский 1897:263, № 2057). По-другому сообщению из Белоруссии, девушка, которую оставил ее парень, добывала его волосы, залепляла их в воск и делала из нее свечку. “Свечку ломают пополам и, сломанную, зажигают перед иконой. Полагают, что подобно тому, как тает воск, растает, сгорит жизнь того человека, чьи волосы были положены в свечку” (Богданович 1895: 169).

В с. Юрковщина Звягельского (Новоград-Волынского) у. Киевской губ. считалось, что женщине, желающей чужой смерти, следует рано в воскресенье сесть нагой на пороге избы и прясть нитку, скручивая ее против солнца. Из этой нитки сделать фитиль для свечки из воска, собранного их огарков свечей, которые стояли при умершем; потом образы святых, висящие в избе, нужно повернуть к стене и под одним из них повесить эту свечу зажженным фитилем книзу. Когда воск с нее начнет капать, нужно подумать о ненавистной особе, на которую направлены чары, произнеся такое проклятие: “Чтоб твое добро и ты сам так скапав, как та свечка”. Считалось, что эта особа заболеет и умрет (Kopernicki 1887:198).

По сообщению рубежа XIX и XX вв., на Кубани парни, “чтобы покорить сердце своей возлюбленной, прибегают к привораживанию и разным “присухам”. Первое из них состоит в следующем. Желающий добиться благосклонности избранной девицы берет кусочек обноска ее рубахи, кладет его в железную ложку и, положив туда же кусочек желтого воску, топит его на огне, приговаривая: “Щоб тебе пекло за мною, як пече о той виск. Щоб в тебе топылося сердце за мною, як топыться о той виск. Щоб ты мене тоди покынула, як знайдешь о той виск”. Проговорив это три раза, нужно вылить воск в такое место, где бы лицо, которому делается привораживание, никогда не могло его найти” (Кубанские вед., 1901. № 31. С. 1; см. также: Ефименко 1874: 1).

В следующем примере присушивание и наведение порчи выступают в нерасчлененном виде. На Западной Украине деревенская девушка, желающая вызвать к себе любовь юноши, старалась добыть нитку с шапки юноши или грязи с подошвы его обуви; залепляла их в комочек воску и бросала в огонь, говоря: “Пусть бы тебе так пекло (в тоске) по мне, как огонь печет этот воск, пусть бы твое сердце так топилось (в тоске) по мне, как топится этот воск”. Считалось, что если юноша, который подвергся воздействию таких сильных чар, разойдется с девушкой, то он будет сохнуть и умрет (Moszyński 1967/2:294).

ФПВ в Псалтыри и Воскресной молитве. Если в южной и западной Европе получила продолжение античная практика изготовления восковых фигурок, то у восточных славян вместо кукол мы видим главным образом действия со свечами. На сложение той ритуальной практики с воском, которую мы наблюдаем в русской традиции, существенное влияние оказала символика воска в Библии и в православной литургии.

В Библии неоднократно встречается эсхатологический образ гор, которые тают как воск перед лицом Господа: “Горы яко воск растаяша от лица Господня, от лица Господа всея земля, и възвЪстиша небеса правду его и видЪша вси людие славу его” (Пс 96:5)[10]; “...И поколЪблются горы под ним и раздоли растаются, яко воск от лица огню, и яко вода сходя погорь” (Михей 1:4)[11]. С плавящимся воском сравнивается сердце страдающего человека: “Яко вода излиахся, и разсыпашася вся кости моя, бысть сердце мое яко воск, таай посреде чрева моего” (Пс 21:15).

Тающий воск символизирует также гибель противящихся Богу (Ткаченко 2005:412). Как образ справедливого воздания за грехи и наказания грешников он фигурирует в 67 псалме: “...яко тает воск от лица огню, тако да погибнут грЪшници от лица Божия...” (Пс 67:3). Д. Франкфуртер предполагает, что эта формула генетически связана с заклинаниями и соответствующими ритуалами, которые, как мы видели, были широко распространены на Ближнем Востоке[12]. Использование образа плавящегося воска в 67-м псалме как средства против врагов выдает влияние таких ритуалов или по крайней мере делает понятным реальное содержание этого образа (Frankfurter 1999:135, прим. 101).

В переработанном виде начало 67-го псалма вошло в “Воскресную молитву”, или “Молитву честному кресту”. Хотя первые стихи молитвы точно воспроизводят начало псалма, в последующем текст имеет совершенно самостоятельный характер и посвящен прославлению Креста Господня. ФПВ оказалась на границе между той частью, которая сохранилась от 67-го псалма и собственно текстом молитвы. Включение в одну из самых известных православных молитв и замена “да погибнут грешницы от лица Божия” на “да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением” оказались чрезвычайно важными для последующей судьбы нашей формулы. Сохранив свою структуру и функциональную направленность, она получила дополнительную легитимацию и действенность, оказавшись в составе молитвы, а в плане символическом — в связке с Крестом как одним из самых значимых христианских символов.

Для символики 67 псалма и “Воскресной молитвы” важным оказалось и то, что слова “Да воскреснет Бог” естественно указывают на воскресение Христа. Как отмечает М.С. Иванов, в славянском переводе псалмов 1,5; 67.2; 81.8 глагол “воскреснуть” употреблен некорректно; во всех этих случаях глагол был использован при переводе древнегреческого слова, с помощью которого в свою очередь 70 толковников перевели древнееврейское слово со значением ‘вставать, устоять’. В псалмах 67.2; 81.8 “славянский переводчики приписали иудеям несвойственное им представление о воскресении Бога (точнее, Богочеловека), придав обоим псалмам мессианский смысл. Однако, несмотря на допущенную неточность, славянский перевод указанных стихов не только сохранился в библейском тексте, но и вошел в литургическое наследие православной Церкви” (Иванов 2005: 425—426).

Следует также напомнить о том, что воск получил особую роль в христианском культе. По наблюдениям А.А. Ткаченко, в античной средиземноморской культуре воск применялся очень широко: кроме материала для изготовления печатей, свечей и табличек для письма, он служил также косметическим средством и средством для бальзамирования, к нему прибегали в медицине и магических практиках. И все же до IV в. воск мало использовался в христианском богослужении, а раннехристианские авторы нередко ассоциируют восковые свечи с языческими культами. “В церковный обиход свечи из воска стали входить по мере христианизации римской государственной власти. С IV в. неуклонно возрастает число свидетельств о погребальных шествиях с восковыми свечами и возжжении свечей рядом с телом умершего <...>, Евсевий Кесарийский сообщает о возжжении больших восковых свечей на Пасху по повелению императора... <...> Уже с начала V в. употребление свечей стало нормой церковного богослужения” (Ткаченко 2005:412). Наиболее полное толкование церковного применения свечей дает Симеон Солунский; он отмечает, между прочим, что воск символизирует чистоту нашего приношения, мягкость и податливость вещества означают раскаяние и послушание; “способность воска скреплять символизирует единство Церкви, а его горение — обожение” (Там же). В низовой традиции воск как особо сакральная субстанция выступал в одном ряду с ладаном; на него наговаривали заговоры на власть и обереги от недругов; носили с собой в надежде, что он защитит и поможет.

ФПВ в русской традиции. 67-й псалом и молитва “Да воскреснет Бог” с древности и до наших дней играют особую роль в православной жизни. Псалом 67-й является основным для пасхального богослужения. Когда в пасхальную ночь крестный ход огибает храм и возвращается к его закрытым дверям, в первый раз поется пасхальный тропарь вместе во стихирами 67-го псалма, с которых отныне будут начинаться все пасхальные службы. Люди опять входят в храм, который украшен цветами и ярко освещен, священники облачены в самые светлые ризы. Песнопения канона, авторство которого приписывается Иоанну Дамаскину, перемежаются с тропарем праздника. Таким образом, ФПВ связывается с одним из самых важных моментов в жизни православного человека. В Псалтырях XVI—XVII вв. псалом 67-й надписывается “на прогнание лукаваго” (Яцимирский 1914/3:31-33).

“Воскресная молитва” относится к вечерним и ежедневно читается перед сном; ее рекомендуют также произносить перед дальней дорогой, при столкновении с опасностью, в том числе при нападении бесов или прочей нечисти. А.И. Яцимирский указывает 11 текстов молитвы Кресту из рукописей XVII-XIX вв., предназначенных для заклинания дьявола (Яцимирский 1914/3:31-33). Святой, прогоняющий бесов, с помощью молитвы “Да воскреснет Бог” — общее место агиографической литературы. Молитва включалась в рукописные сборники наряду с заговорами. Она могла интерполироваться в состав свадебного оберега, пастушеского “отпуска”, “Молитвы Киприана”, ее произносили после заговора “На властей” и “Молитвы от двенадцати трясавиц и лихорадок” (Ефименко 1878: 147, № 11; 154, № 9; 156, № 17; 163, № 23; 170, № 5; 207, № 46; Майков 1992, № 42, 67, 120, 176, 209, 285; РЗК, № 422). Она может помещаться в начале заговора от оружия или даже “присухи” (Виноградов 1908/1:9, № 9; 1909/2:47, № 45; 1909/2:93, № 125), с нее могут начинаться различные лечебные заговоры и молитвы (РЗЗ, № 506, 2250). Переделку молитвы используют как средство от нечистого (РЗЗ, № 2355).

В крестьянском быту молитва часто приобретала характер заклинания (Колчин 1994:241; Ушаков 1994:220). В русских и белорусских заговорах встречаются сокращенные и искаженные версии начального фрагмента Молитвы Кресту, например: “Да воскреснет Бог! Расточаются врази его, да бежат от лица ненавидящие его, да исчезнет дым, да погибнут беси, тает воск от лица — огня любящего, Бога знаменующего, нашего Иисуса Христа” (РЗК, № 343); “Читают “Да воскрэсни Бог... Як ысчызае дым, да счезнут од Ивана трынацать рожэй. Як тые восок погыбае от огня, тако да погыбнуть од Ивана трынацать слабостей”” (ПЗ, № 324; От рожи).

Сравнение “яко тает воск от лица огня” могло самостоятельно включаться в состав заговоров, например: “Идеже аще почтется сия молитва, да разрешится, яко воск тает от огня, всяко лукаво ухищрение от всякого вида человеческаго и животнаго безсловеснаго...” (Виноградов 1908/2:18, № 13; молитва Киприана; см. также: 1907/1:78, № 109); “Враги и сатана, аки дым, исчезают, яко воск тает от лица Господня, аминь” (Ефименко 1878: 151, № 1; “Слова от порчи”; из стар. ркп.).

Таким образом, ФПВ в русской традиции может приобретать позитивную окрашенность за счет того, что она воспринимается как цитата из псалма или молитвы. Такому переосмыслению формулы способствовало и то, что магия с восковыми фигурками в России практически неизвестна, но зато широко распространена магия со свечами. Соответственно формула может описывать не восковую фигурку врага, а свечу, горящую перед иконой, например: “Сколь чесна и славна свеща воску ярова стоит пред истяным Богом, и столь бы был честен и славен я, раб Божий, пред сим рабом Божиим...” (Покровский 1987:259; заговор “ко власти”; 1734 г.).

В русских любовных заговорах акцент делается на том, что свеча горит особенно ярко: “Коль ярко горит свитая свеща пред образом Божиим, толь же бы ярко горело сердце у рабы Божией имярек по рабе Божием имярек днем и ночью...” (Ефименко 1878: 147, № 10; свадебный оберег; из стар. ркп.). В рукописном свадебном обереге образы горящих свечей получают богатую разработку: “Как загоряется ярый пчелый воск на свечах, так бы загорялися думы и мысли сердечныя у рабов Божиих имя реки; как свиваются сии брачные свечи, и так бы свивалися и любилися думою и мыслию, сердечною совестию раб Б. имя рек и раба Б. имя рек, и как си ярого воска свечи до конца згорят, вмести совьючись, так бы им рабом Б. им. р. и до смерти им жити бы любовию, и как огня нихто того не может терпеть, так бы на них, рабов Б. им. р., нихто не может подумать ни ведовством, ни колдовством, ни какою разлукою, ни муж, ни жена, ни стар, ни млад, ни отрок, ни отроковица, ни вдовец, ни вдовица, ни чернец, ни черница, ни каков человек” (Ефименко 1878: 149, № 11; из стар. ркп.). В пастушеском отпуске ФПВ употребляется так же, как и в “присушке”, только любовное чувство должно вспыхнуть не у женщины к мужчине, а у коров к пастуху: “...кака ярыя свещи горят перед образом Божьим, так у каждой скотине и поскотине горело сердце по мне, рабе Божием” (Бобров, Финченко 1986: 161; кон. XIX в.).

1. Рассмотрение ФПВ позволило на конкретном примере проследить историческую преемственность от магических традиций древнего Ближнего Востока, северной Африки и восточного Средиземноморья к синкретическим греко-египетским и греко-римским культам и далее к европейским традициям Средневековья и последующего времени. В английских, итальянских, болгарских и др. заговорах практически в неизменном виде сохраняются и сама ФПВ, и ритуалы с восковыми куклами.

2. Ранние фиксации формулы на хеттском, ассирийском, арамейском, египетском и древнегреческом языках включены в тексты клятв и проклятий, произнесение которых сопровождалось ритуальными действиями с воском или восковыми фигурками. Общая закономерность проявляется в том, что любовная магия появляется позднее, чем магия вредоносная, и в генетическом отношении представляет собой ее разновидность. Один и тот же ритуал может иметь вредоносный характер, если он направлен против недруга, апотропеический — против злого духа или демона, лечебный — против болезни; его же используют в любовной магии, чтобы вызвать у человека любовную болезнь, подчинить его себе и заставить действовать по своей воле, а если он все же не подчинится, то обречь его (или ее) на физические страдания или даже преждевременную смерть.

3. Специфика ФПВ обусловлена тем, что для нее является важной символика воска и тех артефактов, которые из него изготовлены (кукла, свеча, табличка для письма), а также характер тех ритуальных действий, которые совершаются с этими артефактами (например, фигурку женщины делают таким образом, чтобы она стояла на коленях и с завязанными сзади руками, втыкают в нее иглы, гвозди и другие острые предметы; свечу переворачивают и зажигают с другой стороны; на восковой табличке пишут имя жертвы и протыкают ее иголкой и т.д.).

4. Включенная в 67-й псалом, ФПВ перешла позднее в одну из важнейших христианских молитв (“Да воскреснет Бог”), которой доныне придается особое значение в борьбе против злых духов. Псалом и молитва выступили, таким образом, в качестве посредников, благодаря которым православный человек мог непосредственно в церкви познакомиться с одной из древних магических формул Ближнего Востока. В русских заговорах ФПВ в зависимости от контекста можно рассматривать и как свернутый ритуал, и как цитату из молитвы или псалма, и даже как фрагмент пасхального богослужения.

5. В России “Воскресная молитва” либо ее фрагменты включались в состав заговорных сборников наряду с магическими текстами низовой традиции. Если в большинстве стран Европы магическая ФПВ и формула 67-го псалма существовали вполне независимо, то в России они сблизились друг с другом, что проявилось в двух встречных процессах: с одной стороны, формула псалма опознавалась как магическая формула и в таком качестве включалась в заговоры. С другой стороны, наоборот, магическая формула, связанная с вредоносными ритуалами дохристианского происхождения, опознавалась как формула псалма и трансформировалась, приобретая христианский колорит.

6. Особенности русских вариантов ФПВ обусловлены также тем, что в России практически неизвестна магия с восковыми куклами; вместо них здесь выступают, как правило, свечи; соответственно ритуальные действия с ними могут приобрести церковный колорит и попасть в поле позитивных значений.

7. ФПВ соприкасается с формулой типа “как горит нечто, так пусть горит (страстью) NN” и даже может быть рассмотрена как ее вариант. Обе формулы весьма близки по своему содержанию, структуре и набору функций; обе были известны в магической практике древнего Ближнего Востока и Средиземноморья и прослеживаются у ряда европейских народов почти до нашего времени. Обе связаны по своему происхождению с ритуалами насылания порчи, но получили позднее широкое распространение в составе “присушек”. В славянских заговорах встречаются и другие формулы, имеющие соответствие в магических традициях древнего Ближнего Востока, однако проблема текстов-посредников в других случаях или не может быть пока решена, или во всяком случае не имеет столь простого и наглядного решения[13].

1. О современном состоянии вопроса см. в кн.: (Топорков 2005:110-112). Хорошие обзоры западной литературы можно найти в статье Ричарда Кикхефера “Эротическая магия в средневековой Европе” (Kieckhefer 1991) и в книге Кристофера Фараоне “Древнегреческая любовная магия” (Faraone 1999).
2. Подробнее см.: (Топорков 2004:110-182).
3. Перевод на русский язык приводится по кн.: (Наговицын 2004:141). Обсуждение текста см.: (Faraone 1993:63).
4. По-видимому, имеются в виду боги, которые фигурируют в предыдущих текстах проклятий.
5. “Just as these figurines melt, run and flow away, so many sorcerer and sorceress melt, run and flow away” ((Faraon 1993: 62; Maqlû 2.146-157; transl. by Hillers).
6. Подробнее см.: (Raven 1983; Ritner 1993:111-180; Pinch 2006:90-100).
7. Здесь и далее курсив в цитатах наш — А.Т.
8. См. также английский перевод: (Kieckhefer 2003: 87-88).
9. Сводку данных о магическом использовании восковых кукол в Англии и Франции см. в кн.: (Kittredge 1929:73-103).
10. Здесь и далее Библия цитируется по тексту “Острожской Библии” 1581 г.
11. В русском переводе Библии: “...И горы растают под Ним, долины распадутся, как воск от огня, как воды, льющиеся с крутизны”. Ср. также: “...пришествиа Божиаго дне, его же ради небеса жегома разорятся и стихиа опаляеми растаются; нова же небеса и землю нову по обЪтованию его чаем, в них же правда живет” (2 Петр 3:12-13);
12. О магических источниках некоторых псалмов см.: (Никольский 1923; Щур 1999). Эта тема, несомненно, заслуживает более глубокого изучения и может быть здесь только затронута.
13. См. результаты историко-сравнительного исследования формул “насылания огня”, “лишения питья и еды”, “отречения от родителей” (Топорков 2005:28-540, 124-155).

Литература

• Александрийская поэзия 1972 — Александрийская поэзия / Переводы с древнегреческого. М., 1972
• Амроян 2005 — Амроян И.Ф. Сборник болгарских народных заговоров. Тольятти, 2005.
• Бобров, Финченко 1986 — Бобров А.Г., Финченко А.Е. Рукописный "отпуск" в пастушеской обрядности Русского Севера (конец ХVIII - начало ХХ в.). // Русский Север. Л., 1986. С. 135-164.
• Богданович 1895 — Богданович А.Е. Пережитки древнего миросозерцания у белорусов: Этнографический очерк. Гродна, 1895.
• Вергилий 1979 — Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. с лат. М., 1979.
• Виноградов 1908-1909/1-2 — Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы и проч. (По старинным рукописям и современным записям). СПб., 1908. Вып. 1; 1909. Вып. 2.
• Гинзбург 2004 — Гинзбург К. Мифы — эмблемы — приметы: Морфология и история / Пер. с итал. и послесловие С. Козлова. М., 2004.
• Гораций 1970 — Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания / Пер. с лат. М., 1970.
• Гроднен. губ. вед. 1893 — Гродненские губернские ведомости, Часть неофициальная. 1893. № 50. С. 2.
• Ефименко 1878 — Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской области. М., 1878. Ч. 2 (Тр. Этногр. отд. Имп. О-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии при Моск. ун-те; Т. 30; кн. 5; вып. 2).
• Замовы 1992 — Замовы / Уклад., сiстэм. тэкстаў, уступ. арт. i камент. Г.А. Барташэвiч. Мн., 1992.
• Иванов 2005 — Иванов М.С. Воскресение мертвых // Православная энциклопедия. М., 2005. Т. 9. С. 424—437.
• Кагаров 1981 — Кагаров Е. Г. Словесные элементы обряда // Из истории русской советской фольклористики. Л., 1981. С. 66–76.
• Колчин 1994 — Колчин А. Из статьи “Верования крестьян Тульской губернии” (Глава III) // Русское колдовство, ведовство, знахарство. СПб., 1994. С. 223—243.
• Кубан. вед. 1901 — Кубанские ведомости. 1901. № 31. С. 1.
• Луна, упавшая с неба 1977 — Луна, упавшая с неба: Древняя литература Малой Азии / Пер. с древнемалоазиатских языков Вяч. Вс. Иванова. М., 1977.
• Майков 1992 — Великорусские заклинания: Сборник Л.Н. Майкова. СПб.; Париж, 1992.
• Миjушковић 1985 — Миjушковић М. Љубавне чини. Београд, 1985.
• Наговицын 2004 — Наговицын А.Е. Магия хеттов. М., 2004.
• Никифоровский 1897 — Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах / Собрал в Витебской Белоруссии Н.Я. Никифоровский. Витебск, 1897.
• Никольский 1923 — Никольский Н.М. Следы магической литературы в книге псалмов. Минск, 1923.
• Острожская библия 1988 — Острожская библия. М., Л., 1988 [Фототипическое переиздание текста 1581 г.].
• ПЗ 2003 — Полесские заговоры (в записях 1970-1990-х гг.) / Сост., подготовка текстов и коммент. Т.А. Агапкиной, Е.Е. Левкиевской, А.Л. Топоркова. М., 2003.
• Плотникова 1995 — Плотникова А.А. Воск // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1995. С. 442—444.
• Познанский 1995 — Познанский Н. Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. М., 1995 [репринт издания 1917 г.].
• Покровский 1987 — Покровский Н.Н. Тетрадь заговоров 1734 года // Научный атеизм, религия и современность. Нс., 1987. С. 239-266.
• Потебня 1905 — Потебня А.А. Из записок по теории словесности: (Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое). Харьков, 1905.
• РЗЗ — Русские заговоры и заклинания: Материалы фольклорных экспедиций 1953-1993 гг. М., 1998.
• РЗК — Русские заговоры Карелии / Cост. Т.С. Курец. Петрозаводск, 2000.
• Роббинс 1995 — Роббинс Р.Х. Энциклопедия колдовства и демонологии / Пер. с англ. М., 1995.
• Ткаченко 2005 — Ткаченко А.А. Воск // Православная энциклопедия. М., 2005. Т. 9. С. 412.
• Тодорова-Пиргова 2003 — Тодорова-Пиргова И. Баяния и магии. София, 2003.
• Топорков 2005 — Топорков А.Л. Заговоры в русской рукописной традиции XV—XIX вв.: История, символика, поэтика. М., 2005.
• Ушаков 1994 — Ушаков Д.Н. Из “Материалов по народным верованиям великороссов” (Глава II) // Русское колдовство, ведовство, знахарство. СПб., 1994. С. 205—223.
• Фоссе 2001 — Фоссе Ш. Ассирийская магия: Систематическое исследование магических обрядов / Пер. с франц. В.Л. Санина; пер. с аккад. и шумер. В.В. Емельянова. СПб., 2001.
• Щур 1999 — Щур М. Магические тексты в библейской Псалтири // Труды Третьей молодежной конференции СНГ по иудаике — “Тирош” / Сер.: “Judaica Rossica”. Вып. 3. М., 1999. С. 61—73.
• Яцимирский 1913 — Яцимирский А.И. К истории ложных молитв в южнославянской письменности // Изв. Отд-ния рус. языка и словесности Имп. Академии наук. 1913. Т. 18. № 3. С. 1-102; Т. 18. № 4. С. 16-126.
• Faraone 1991 — Faraone C. A. Binding and Burying the Forces of Evil: The Defensive Use of ‘Voodoo Dolls’ in Ancient Greece // Classical Antiquity. 1991. V. 10. P. 165-205.
• Faraone 1993 — Faraone C. A. Molten Wax, Spilt Wine and Mutilated Animals: Sympathetic Magic in Early Greek and Near Eastern Oath Ceremonies // Journal of Hellenic Studies. 1993. V. 113. P. 60-80.
• Faraone 1999 — Faraone C. A. Ancient Greek Love Magic. Harvard University Press; Cambridge, Massachusetts; London, England, 1999.
• Frankfurter 1999 — Frankfurter D. Elijah in Upper Egypt: The Apocalypse of Elijah and early Egyptian Christianity. Minneapolis, 1999.
• Golopentia 1998 — Golopentia S. Desire Machines: a Romanian Love Charms Database. Bucharest, 1998.
• Golopentia 2004 — Golopentia S. Towards a Typology of Romanian Love Charms // Charms and Charming in Europe / Ed. by J. Roper. New York, 2004. P. 145-187.
• Graf 1997 — Graf F. Magic in the Ancient World / Translated by F. Philip. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1997.
• Kieckhefer 1991 — Kieckhefer R. Erotic Magic in Medieval Europe // Sex in the Middle Ages / Ed. by J.E. Salisbury. New York, 1991. P. 30-55.
• Kieckhefer 2003 — Kieckhefer R. Forbidden Rites: A Necromancer’s Manual of the Fifteenth Century. University Park, Pennsylvania: The Pensylvania State University Press, 2003.
• Kittredge 1929 — Kittredge G.L. Witchcraft in Old and New England. Cambridge, Mass., 1929.
• Kopernicki 1887 — Kopernicki J. Przyczynek do etnografii ludu Ruskiego na Wołyniu // Zbiór wiadomości do antropologii krajowej. Kraków, 1887. T. 11. S. 130—228.
• Kuhnert 1894 — Kuhnert E. Feuerzauber // Rheinisches Museum. 1894. Bd 49. S. 37—54.
• Mammoli 1969 — Mammoli D. Processo alla strega Matteuccia di Francesco, 20 marzo 1428. Todi, 1969.
• Moszyński 1967 — Moszyński K. Kultura ludowa Słowian. T. 2. Kultura duchowa. Cz. 1. Warszawa, 1967.
• PGM — Papyri Graecae Magicae. Die Griechischen Zauberpapyri / Herausg. von K. Preisendanz et al. 2. Aufl. Stuttgart; Teubner, 1973-1974. 2 Bd.
• Pinch 2006 — Pinch G. Magic in Ancient Egypt. London, 2006.
• Raven 1983 — Raven M. I. Wax in Egyptian Magic and Simbolism // Oudheidkundige mededelingen uit het rijsmuseum van oudheden te Leiden. Leiden, 1983. V. 64. P. 7-47.
• Ritner 1993 — Ritner R.R. The Mechanics of Ancient Egyptian Magical Practice. Chicago, 1993.
• Tavenner 1942 — Tavenner E. The Use of Fire in Greek and Poman Love Magic // Studies in Honor of F.W. Shipley. St. Louis, 1942. P. 17-37.