Никита В. Супрунчук

Формы вокатива в сербских анекдотах

Веснік Беларускага дзяржаўнага універсітэта. Сер. 4. – Минск, 2004. – № 2. – С. 90–95.

На материале сербских анекдотов (13 000 словоупотреблений, 580 вокативов) установлено, что окончания вокатива существительных ж. р. одного склонения унифицируются, унифицируются также окончания м. р. и ж. р. одного склонения. Формы номинатива часто употребляются с функцией вокатива. Грамматическое значение вокатива выдвигает определенные требования к лексическому значению слов в этой форме, однако в анекдоте они нежесткие

Vocative Forms in Serbian Anecdotes

Suprunchuk M.V.

In Serbian anecdotes (13,000 tokens; 580 vocative cases) vocative endings of feminine nouns of the same declension unify, and so do feminine and masculine ones of the same declension. Nominative forms are often used with the vocative function. Grammatical meaning of the vocative sets certain requirements to the lexical meaning of the words in this form, but in anecdotes they are rather permissive.

Одним из ведущих жанров современного народного творчества является анекдот. В нем необыкновенно ярко видны способность человека к языковой игре, умение оперировать ассоциациями, находить аналогии, через которые и реализуются глубинные языковые закономерности.

В этой работе анализируются формы вокатива, найденные в современных сербских анекдотах. Всего просмотрено около 250 анекдотов, размещенных в Интернете, общей длиной около 13 тысяч словоупотреблений. Было обнаружено 580 форм вокатива. Мы остановимся, во-первых, на формальной стороне имен в форме вокатива (окончания и морфологические чередования, но не акцентуация). И, во-вторых, обратим внимание на смысловую (семантическую) классификацию.

Значительный вклад в исследование проблемы падежа внесли Е. Курилович, Р.О. Якобсон, А. де Гроот, Ч. Филлмор, С.Д. Кацнельсон, А.А. Зализняк, А.Е. Кибрик, А.В. Гладкий, В.А. Успенский и многие другие ученые. В сербской лингвистике назовем прежде всего М. Ивич и П. Ивича.

Падеж — центральная грамматическая категория славянских языков. «В лексико-дистрибутивном плане падежи отличаются свойством тотальности. В принципе они образуются от любого имени существительного» (Курилович 2002, 40). Эта тотальность проявляется в двух планах: во-первых, падежи есть практически у всех существительных, и, во-вторых, падежи выполняют все синтаксические функции существительного. В то же время не для всех лексических групп одинаково привычны, характерны все падежи: одни существительные чаще употребляются в одной форме, другие в другой. Это будет видно и на примере вокатива.

«Одной из универсальных категорий, которая составляет часть всякой языковой системы, является категория обращения, т.е. категория вокативности-апеллятивности» (Воjводић 2003, 190). Вокатив — это форма обозначения адресата речевого акта. Ни один речевой акт невозможен без вокативных отношений, т.е. без отношений обращения. Звательная форма занимает особое место в парадигме имени. «Вокатив остается в стороне. Он имеет апеллятивную функцию, отличную от чисто репрезентативной (символической) функции других падежей. Рассматривать вокатив в той же плоскости, что и другие падежные формы, — значит допускать методологический промах, аналогичный смешению экспрессивного употребления междометий с символической функцией других частей речи. Поэтому первая дихотомия, с которой мы начнем классификацию падежей, отделит вокатив от прочих падежей» (Курилович 2000, 198). Некоторые ученые (Ф.Ф. Фортунатов, А.М. Пешковский, Л. Ельмслев, П.С. Кузнецов и др.) даже не считали вокатив падежом. В.А. Плунгян называет его «внесистемным падежом» (Плунгян 2000, 171). (Впрочем, для сербского это, кажется, неверно: форма, образующаяся регулярно, может не быть падежом, но не может быть внесистемной. В любом случае мы оставляем в стороне вопросы, является ли вокатив падежом, каков его статус в предложении, в парадигме существительного и под.)

Рассмотрим окончания, которые принимает вокатив в сербском анекдоте. Сохраняются ли специальные формы для этого падежа или они оказываются тождественны номинативу? В одних славянских языках вокатив имеет собственные, отличные, окончания (в болгарском, верхнелужицком, македонском, польском, русинском, сербскохорватском, украинском, чешском), а в других не имеет (в белорусском, нижнелужицком, русском, словацком, словенском). Каковы особенности собственно вокативных окончаний (неомонимичных номинативным)?

Прежде всего, отметим случаи, когда вокатив выделяется только из системных соображений (из соображений симметрии), а не формально. Известно: падежи часто совпадают формально, а разграничиваются только при соотнесении всех форм в парадигме разных существительных. Так, вокатив множественного числа совпадает с номинативом множественного числа у всех существительных (напр., N. dragi studenti ’дорогие студенты’ и V. dragi studenti! ’дорогие студенты!’). Вокатив формально тождествен номинативу также у заимствованных имен: Hans, daj mu dve čokolade - opet će Kapetan ’Ганс, дай ему две шоколадки’, – говорит Капитан опять’.

Za vreme prošle Jugoslavije učiteljica pita Pericu:

— Perice, ko je najveći ratnik za koga si ikada čuo?

Perica odgovori:

— Josip Broz Tito.

— Sedi, pet!

Perica sedne i krišom izvuče ispod klupe jednu sliku, pogleda je i šapne:

— Izvini, Rambo, ali karijera je karijera...

’Во времена советской Югославии учительница спрашивает Перицу:

– Перица, кто самый великий воин, о котором ты когда-либо слышал?

Перица отвечает:

– Иосип Броз Тито.

– Садись, пять!

Перица сел, тайком достал из-под парты какую-то фотографию, посмотрел на нее и шепчет:

– Извини, Рембо, но карьера есть карьера...’

В единственном числе разнообразия больше: ученые отмечают, что «среди падежей с наибольшими колебаниями в форме оказывается вокатив единственного числа, преимущественно мужского рода» (Jезички приручник 1991, 98). Распределим интересующие нас словоупотребления по склонениям.

Формы вокатива, отличные от форм именительного падежа, регулярно образуют существительные 1-го склонения (мужского рода на –Ø, -о, -е и существительные среднего рода на –о, -е). Окончания вокатива в анекдотах при этом отвечают предписаниям грамматики:

Kaže Fata Muji:

— Jao Mujo, baš si ružan.

— Nisam bio uvek ovako ružan, nego kad sam se rodio, zamenili me u bolnici.

’Фата говорит Муе:

– Ох Муё, ну и некрасивый же ты.

– Невсегда я был таким: это меня в больнице подменили, когда я родился.’

Bože, nije da se žalim, ali mi daj ili veći otvor ili manja jaja! ’Боже, я не жалуюсь, но дай мне или больший рот или меньшие яйца´ или Dobro, dobro Miloše, daј vidimo ko je sledeći ’Хорошо, хорошо, Милош, давай посмотрим, кто следующий’.

Особенным поведением выделяется имя собственное Милош, оно встретилось только в форме Милоше (Dobro, dobro, Miloše, da vidimo ko je sledeći?). Между тем грамматики тут предписывают окончание ­–у: Милошу (Стевановић 1981, 191; Mrazović, Vukadinović 1990, 219).

В целом же вокатив мы находим почти только у существительных мужского или женского рода, так как именно они обозначают людей. Лишь изредка встречается средний род, но и тогда это главным образом названия лиц.

Sedi Piroćanac u kafani i za oko mu zapadnu papagaj koji stoji u jednom kavezu. Piroćanac pozove kelnera:

— Dete, skuvaj der mi onu pticu za večeru.

— Jeste li pri sebi? Taj papagaj vredi bar deset hiljada dolara!

— Ništa se ti ne brini za pare, nego čerupaj!

Posle nekog vremena, kelner donosi spremljenog papagaja na poslužavniku.

— E, lepo, dete. A sad mi odseci za tri dinara...

’Сидит пиротчанин в кафе, и вдруг на глаза ему попадается попугай в клетке. Пиротчанин зовет официанта:

– Парень, приготовь-ка мне эту птицу на ужин.

– Да вы в своем уме? Этот попугай стоит по крайней мере десять тысяч долларов!

– За деньги ты не бойся, а давай ощипывай!

Через некоторое время официант приносит приготовленного попугая на подносе.

– Ну, замечательно, парень. А теперь отрежь мне на три динара...’

(Заметим, однако, что формы вокатива для среднего рода не совсем показательны: они недостаточно специфичны, слишком близки формам номинатива. Различие маргинально – только в ударении, которое меняется с долгого восходящего в именительном падеже на долгое нисходящее в звательном: дéте – дêте ’ребенок’, jájе – jâjе ’яйцо’, кљýсе – кљŷсе ’кляча’. )

Существительные 2-го склонения (мужского и женского рода на –а) изменяются традиционно: нарицательные в основном принимают окончание ­–о, собственные — окончание –а (Izvoli, Cigo! - reče kapetan ’Извини, циган! – сказал капитан’; Hvala Monika, ti možeš da ideš! ’Спасибо, Моника, ты можешь идти!’; Znate, gospođo, vaš muž je doživeo tešku saobraćajku i, nažalost, moramo vam saopštiti da je poginuo ’Видите ли, госпожа, ваш муж попал в страшную аварию, и мы, к сожалению, должны вам сообщить, что он погиб’).

При этом, есть, конечно, отклонения. Имена родственников, близких людей употребляются и с окончанием ­­–о, и с окончанием –а: Dečko mi je sa Cetinja, tata! ’Мой парень из Цетине, папа!’; Baba, đe mi je mater? ’Батя, а где моя мать?’; но Šta bi ti, bako, htela da budeš? ’Кем бы ты, бабушка, хотела быть?’; Tato, mamo, pomagajte d' obalimo skota ’Папа, мама, помогите же мне скотину завалить’.

Ср. проявление обеих тенденций одновременно, в одном анекдоте:

— Deco, hoćete li već jednom da prestanete da se tučete?

— Nećemo, mama, igramo se stogodišnjeg rata!

’ – Дети, да перестаните ли вы когда-нибудь драться?

– Нет, мама, мы играем в Столетнюю войну!’

Близкие вышеприведенной группе родственников существительные колега ‘коллега‘ и комшија ‘сосед‘ встретились только с окончанием ­­–а, т.е. в форме номинатива (Znaš, kolega, bio sam dva meseca na terenu ’Знаешь, коллега, я был на участке два месеца’; Jel komšija, možeš li nam dati malo 'leba da ne načinjemo svoj? ’Ну-ка, сосед, можешь ли дать нам немного хлеба свой сделать?’). Правила допускают здесь еще и окончание -о.

Для существительных женского рода на –ица (Марица, Jовица, другарица ’подруга’ и под.) справочники рекомендуют окончание –е: Милице. Такую форму мы и находим в современных сербских анекдотах: Pa nije baš tako Milice ’Ну, не совсем так, Милица’; Učiteljice, srce ima dve komore ’Учительница, у сердца два желудочка’.

Ситуация с существительными мужского рода на -ица сложнее: окончания, по нашим данным, унифицируются независимо от рода, приобретая женскую флексию ­–е. Это заметно и по тому, как разнятся точки зрения лингвистов. Некоторые руководства предписывают окончание ­–а, т.е. форму, тождественную номинативу: Новица (Лалевић 1979, 42; Попова 1986, 71). Другие констатируют параллельное употребление: Радојица, Микица и Радојице, Микице (Стевановић 1981, 232 — 233; Леонова 1988, 35). Можно найти и такое правило: «…в современном литературном языке употребляется почти исключительно вокатив на –е (Перице, Jовице и под.), т.е. как и у женских имен такого же окончания (Анице, Милице)» (Jезички приручник 1991, 99; курсив наш. — Н. С.). Однако есть и однозначное «многосложные существительные на –ица… имеют окончание –е» (Станојчић, Поповић 1999, 87; то же Mrazović, Vukadinović 1990, 231). В текстах анекдотов действительно находим только формы типа Перице (Perice, zašto juče nisi bio u školi? ’Перица, ты почему вчера не был в школе?’; Jao, Perice, šta da radim sa tobom? ’Ох Перица, что мне с тобой делать?’).

Существительные 3-го склонения (женский род с основой на согласный) используются в обычной вокативной форме: она тождественна номинативу: кокош ’курица’, љубав ’любовь’ (исключения: кћери ’дочь’, матер ’мать’).

При построении высказывания непрерывно проверяется сочетаемость лексического значения употребляемого слова и грамматического значения выбираемой формы. Возможность совмещения этих двух значений – обязательное условие правильности конструкции. Поэтому рассмотрим лексико-семантические разряды имен, употребленных в форме вокатива.

Самую большую группу составляют, как уже указывалось, названия лиц. Например, встретились следующие собственные имена: Милоше, Милице, Лало, Фато, Мујо, Рамбо, Миле; к ним примыкают названия национальностей (Циго ’цыган’, Србине). Много также и нарицательных имен: студенти, колеге, куме, учитељице. Часты этикетные обращения, типа докторе, господине, госпођо, друже ’товарищ’, човече ’человек’. Значительна доля названий родственников, близких людей: баба ’бабушка; отец’, бака ’бабушка’, куме ’кум’, тата, мама, ћале ’тятя, тятенька’, брате, синко ’сынок’.

Но этими разрядами формы вокатива не ограничены. С функцией обращения (которая почти всегда вызывает оформление существительного по вокативу), может употребляться любое существительное.

Попробуем объяснить сохранение формы номинатива у существительного стонога ‘сороконожка‘ в следующем анекдоте:

Dogovorile se životinje da naprave malu žurku i pozvale u goste i stonogu. Počela žurka, ali stonoge nema. Prođoše 2-3 sata, a stonoge nigde. Svi se zabrinu što nema stonoge, jer je žurka pri kraju. Tek u šest ujutru, zeka izlazi i vidi stonogu na vratima te je pita:

— Pa dobro, stonoga, šta bi sa tobom? Gde si do sada?

— Pa, bre, ko je napisao "Briši noge"?

’Договорились звери собраться на вечеринку и позвали в гости сороконожку. Вечеринка началась, а сороконожки нет. Прошло 2-3 часа, а сороконожки не слыхать. Забеспокоились все, что сороконожки нет, а вечеринка заканчивается. Только в шесть утра вышел зайчик на улицу и видит: сороконожка у дверей. Спрашивает он у нее:

– Послушай, сороконожка, что с тобой? Где ты была до сих пор?

– Да ну... а кто написал «Вытирайте ноги»?’

Здесь ожидалась бы регулярная форма стоного. Возможно, ее появлению воспрепятствовала семантика: насекомое как адресат не так уж привычно.

Часто наблюдается персонификация, придание существительному оценочного значения или «выпячивание» одной какой-то семы, обозначающей некоторое качество. Например:

— Znaš, tata, ja sam... homoseksualac.

— Što reče to?! Auu, a koja je dobra, nesrećo?

’ – Знаешь, папа, я... гомосексуалист.

– Что ты сказал? Ай-яй-яй... А кто избранница, несчатье мое?’

Fata se uplaši pa dođe u WC sa svećom i pita:

— Mujo, srećo, šta ti je, što se dereš?

’Фата испугалась, пришла в туалет со свечкой и спрашивает:

– Муё, счастье мое, что с тобой, чего ты вопишь?’

Абстрактные существительные срећа ‘счастье‘ и несрећа ‘несчастье‘ одушевляются, указывают на близость, заинтересованность участников разговора.

Другой случай: Medo pogleda gore i kaže: “Tebi, lave, ću da čestitam ženu danas, a ti, zeko, čestitaću ti sutra!!!” (’Медведь посмотрел вверх и говорит: «Твою жену, лёва, я поздравлю сегодня, а твою, зайка, – завтра!!!’) Тут персонифицируются названия зверей, они выступают своеобразными персонажами “человеческой комедии”.

Рассмотрим такой показательный текст.

Tri para su otišla u restoran. Svaki od muškaraca je hteo da polaska svom partneru nazivajući ga imenom nečega što je na stolu.

— Dodaj mi malo šećera, šećeru — kaže Francuz.

— Molim te malo meda, medna — kaže Englez.

— Dodaj mi to parče slanine, svinjo — kaže Bosanac.

’Три пары отправились в ресторан. Каждый из мужчин хотел польстить своей партнерше, называя ее именем того, что есть на столе.

— Передай мне немного сахара, сахарок, — говорит француз.

— Прошу тебя, немного меда, медовая,— говорит англичанин.

— Передай мне тот кусок сала, свинья, — говорит босниец.’

Здесь в отчетливой форме отражена выравнивающая аналогия. Она позволяет выбрать в качестве обращения и соответствующим образом (морфологически – окончанием) оформить любое имя, необходимое говорящему. В данном случае это названия животного, неодушевленного предмета и качества.

Итак, в современных анекдотах у сербского вокатива наблюдаются следующие тенденции: унификация окончаний существительных женского рода одного склонения, но с разным типом основы; унификация окончаний существительных мужского и женского рода одного склонения (т.е. существительных одного морфологического рода); частое употребление форм номинатива в функции вокатива. В то же время очень много существительных сохраняет специальную форму вокатива. А значит, говорить о его утрате, как в некоторых других славянских языках, пока нельзя.

В литературном языке звательная форма почти всегда допустима только для названий лиц. Однако жанр анекдота довольно демократичен, он дает простор языковой игре и допускает определенное ослабление нормативных предписаний. Поэтому семантическое ограничение “быть названием лица” снимается, форму вокатива мы находим у существительных с совершенно разными значениями (правда, неодинаково частотой).

При этом в сербском языке вокатив, безусловно, особый член именной парадигмы: имя в этой форме оказывается вне ситуации, описанной высказыванием. Поэтому типичная семантическая база довольно узка, наблюдается много колебаний при образовании форм вплоть до их полной омонимии номинативу.

Литература

Воjводић Д. О вокативном обраћању у српском и другим словенским jезицима // Научни састанак слависта у Вукове дане.– 2003. – Св. 31/1. – С. 190–200.

Jезички приручник / Ивић П. и др. – Београд: РТБ, 1991. — 300 с.

Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. — Изд. 2-е, стер. — М.: УРСС, 2002. — 220 с.

Курилович Е. Очерки по лингвистике. — Биробиджан: Тривиум, 2000. — 490 с.

Лалевић М. Српскохрватски у мом џепу: У 3 књ. — Зајечар: Зајечар, 1979. – Књ. 1. — 268 с.

Леонова Л.В. Сербскохорватский язык: Учеб. пособие. — Мн.: Университетское, 1988. — 93 с.

Норман Б.Ю. Вокатив в функции подлежащего в славянских языках // Веснік ГрДУ. — 2000. — Сер. 1. — № 3. — С. 43—46.

Плунгян В.А. Общая морфология. — М.: УРСС, 2000. — 384 с.

Попова Т.П. Сербскохорватский язык. — М.: Высш. шк., 1986. — 271 с.

Станојчић Ж., Поповић Љ. Граматика српскога језика. — Београд: Завод за уџбенике и наставна средства, 1999. — 415 с.

Стевановић М. Савремени српскохрватски језик: У 2 књ. — Београд: Научна књига, 1981. — Књ. 1. — 654 с.

Mrazović P., Vukadinović Z. Gramatika srpskohrvatskog jezika za strance. — Sremski Karlovci: Izdavačka knjižarnica Zorana Stojanovića; Novi Sad: Dobra vest, 1990. — 743 s.