Никита В. Супрунчук

Специфика волшебньх сказок

Введение

Неразрывны связи между литературой и фольклором. Он — неиссякаемый источник сюжетов, героев, идей, оригинальных творческих находок. Это богатство его во многом объясняется жанровой насыщенностью. Одним из главнейших жанров, безусловно, является волшебная сказка. Ей и посвящена данная работа.

Сказки давно жили среди людей, но серьезное их изучение началось лишь в конце ХVIII в. Литература о сказке, созданная к началу ХХ в., может быть разделена на следующие группы:

• тексты сказок (наибольшее количество изданий);
• работы, посвященные частным вопросам (достаточно много изданий);
• работы общего характера (очень мало изданий).

Да и эти работы носили не исследовательский характер, а философско-дилетантский [1].

А в 20-е гг. ХХ в. наука о сказке оказалась в тупике. Высказывались мнения о недостаточности материала, которые, однако, не подтверждались практикой, а потому оказались несостоятельными. Уже существовали труды И. Больте и Г. Половки «Примечания к сказкам братьев Гримм», сборник «Тысяча и одна ночь», Афанасьевский сборник, богатейшие частные неизданные коллекции.

Истинная причина неудач крылась в принципах исследования, которое касалось происхождения сказки. Серьезного описания предварительно не предпринималось. Кроме того, многие классификации ( А. Н. Афанасьева, В. Вундта, Р. М. Волкова. А. Аарне) строились на принципах сюжетов или разрядов, что вело к многочисленным исключениям, наложениям выделяемых классов, к их пересечениям. Конструктивная и основательная критика многих исследований осуществлена Е. А. Тудоровской в статье «О классификации волшебных сказок» [2]. Но и сам автор не смог избежать всех ошибок, что и привело к неверному собственному выбору «ведущего конфликта» в качестве основания для классификации.

Единственно правильный критерий найден, а необходимость использования его доказана талантливейшим советским литературоведом, автором фундаментальных трудов по истории и теории фольклора Владимиром Яковлевичем Проппом. Критерий этот — строение сказки. В.Я. Проппу принадлежит удивительное по своей красоте и необыкновенно ценное по своей универсальности обобщение — морфология волшебной сказки.

Для достижения этого В.Я. Пропп использовал лишь русские народные сказки Афанасьевского сборника. Несмотря на убедительное обоснование своего поступка, подкрепленное исследованиями на других сказках (но с другими целями), факт ограничения материала и использовался оппонентами В.Я. Проппа в качестве контрдовода. Мы же целью своей работы поставили показать возможность применения достижений В.Я. Проппа к сказке сербской.

Некоторые определения и понятия

Функция — поступок действующего лица, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия.

Функции должны определяться независимо от того, кому приписывается их выполнение и независимо от того, каким способом они выполняются. Функции образуют основные элементы сказки, те элементы, на которых строится ход действия.

Волшебная сказка — всякое развитие от вредительства (А) или недостатка (а) через промежуточные функции к свадьбе (С) или другим функциям, использованным в качестве развязки.

Конечными функциями иногда являются награждение (Z), добыча или вообще ликвидация беды (Л), спасение от погони (Сп) и т.д. Такое развитие названо нами ходом.

Круг действий персонажа — совокупность всех функций, совершаемых одним персонажем.

Для изучения сказки важен только один вопрос, что делают сказочные персонажи, а вопросы, кто делает и как делает, — это вопросы уже только привходящего изучения.

Анализ сказки [3]

Ђаво и његов шегрт

Комментарий

Итак, выписывая условные обозначения, мы получаем следующую схему:

i а⁵ б¹ В³ С в¹ w¹ г¹ g¹ А¹ Д² Г² Z¹ Б² П² Л⁴ С Б² Пр¹ Сп⁶ Ф О П²

Сравним схему, полученную нами, со схемой созданной В. Я. Проппом:

i А В С Д Г Z R ЛПр СпХФУОТНС*

Внимательное рассмотрение этих схем, безусловно, покажет некоторые расхождения. Представляется целесообразным разделить эти несоответствия на две группы: 1) перемещение некоторых элементов и 2) отсутствие некоторых элементов.

Перемещение некоторых элементов объясняется конкретными условиями реализации основной схемы В. Я. Проппа. То есть здесь перед нами не какая-то новая последовательность, а последовательность обращенная. Это несоответствие объясняется логикой развития событий в данной сказке.

Отсутствие некоторых элементов также не является существенным. Как указано в работе В. Я. Проппа, «отдельные сказки по отношению к основе дают неполную форму ее. Во всех сказках отсутствуют те или другие функции», «часто по некоторым рудиментарным признакам можно доказать, что это отсутствие представляет собой пропуск». Так, например, в данной сказке явно пропущена свадьба героя, ибо он понравился царевне, убедил в своей силе царя, перстень — символ помолвки — его [4]. Свадьбой же ликвидируется и недостача — бедность. Что же касается функций, обозначенных строчными буквами (например, а⁵ — недостача, б¹ — запрет), то они либо являются вариантами функций, обозначенных соответствшющими прописными, либо входят в подготовительную часть. Всего в подготовительной части встречается 7 функций, однако изучение этой части осложняется следующим обстоятельством: «Все 7 функций этой части никогда не встречаются в одной сказке, причем отсутствие здесь никогда не может быть объяснено пропуском. Они несовместимы по существу» [5]. Потому, на наш взгляд, их вообще не стоит включать в основную схему.

Схему данной сказки необходимо разделить на два хода, поскольку налицо две недостачи и две их ликвидации. Итак, схема приобретает следующий вид:

1. i а⁵ б¹ В³ Св¹ w¹ г¹ g¹ А¹ Д² Г² Z¹ Б² П² Л⁴
2. СБ² Пр¹ Сп⁶ Ф О П² Л⁴ С*

Может показаться странным ликвидация недостачи во втором ходе, в то время как появляется она в первом. Это объясняется тем, что в одном ходе может быть устранена лишь одна недостача.

Таким образом, все эти отступления не меняют вывода об однотипности и морфологическом родстве волшебных сказок. Они суть не более как колебания, а не новая композиционная схема, не новые стержни.

Покажем теперь, как объединяются функции действующих лиц в круги действий по персонажам.

1. Круг действий антагониста — вредительство (А¹), состязание (Б²) и преследование (Пр¹).
2. Круг действий дарителя — подготовка передачи волшебного средства (Д²), снабжение героя волшебным средством (Z¹).
3. Круг действий волшебного помощника — ликвидация беды и недостачи (Л⁴), спасение от преследования (Сп⁶). (Волшебное средство (тут — знания) есть не что иное, как частная форма волшебного помощника).
4. Круг действий царевны и ее отца — обличение (О) и свадьба (С*).
5. Круг действий отправителя — отсылка (В³).
6. Круг действий героя — отправка на поиски (С), реакция на требования дарителя (Г²), состязание (Б²), победу над антагонистом (П²), свадьбу (С*).
7. Круг действий ложного героя — обманные притязания (Ф).

Легко заметить, что круги действий совпадают с соответствующими персонажами во всех случаях, кроме одного: и круг действий антагониста, и круг действий ложного героя принадлежат одному персонажу — дьяволу. Что же это доказывает? Это доказывает лишь то, что воля персонажей, их намерения не могут считаться существенными для их определения. «Важно не то, что они хотят делать, не чувства, их наполняющие, а их поступки как таковые, оцененные и определенные с точки зрения их значения для героя и для хода действия» (В. Я. Пропп).

Однотипность проявляется и в сходстве сказочных сюжетов разных народов. Так, исследованием Л. Г. Барага было обнаружено, что данный сюжет (№ 325 по классификации АТ — «хитрая наука») имеет 11 белорусских вариантов, 29 русских и 13 украинских [6]. Специфику в волшебных сказках разных народов обнаружить, безусловно, можно, но это — специфика «оболочки», специфика «костюма» действующих лиц и «декораций». Но даже и тут много сходного.

Так, в русских народных сказках в роли антагониста чаще всего выступают: змей, ведьма, мачеха, черт, Чудо-Юдо, здесь, в сербской народной сказке,— дьявол; в роли дарителя — Баба-Яга, мудрая жена, конь, здесь — старушка; в роли волшебного помощника — предметы, имеющие волшебные свойства, качества, даруемые непосредственно, животные, здесь — дьявольское искуство; в роли героя — Иван (вдовий сын, крестьянский сын, дурак и т. д.), казак, мальчик; здесь — парень, и т. п.

Однако рассмотрение реализации теории традиционных формул сказки на сербском материале дает результаты иные, результаты совершенно неожиданные (в свете работы Н. Рошияну [7]). Характеризуя инициальные формулы, Н. Рошияну утверждал: «Сказочники помещают свою сказку во времени (Т), в пространстве (S) или и во времени и в пространсве (ТS)» (С. 18). Из описываемых им далее формул — Е₁ (существования одного или нескольких героев в пространстве), Е₂ (наличия неких «событий», о которых будет рассказано), Т₁ (фикскации во времени действия или героев), Т₂ (исключительности, уникальности описанного в сказке), V (подлинности, достоверности повествования), (метафорического «отрицания» достоверности) (С. 20 — 34) — для сербской народной сказки характерна лишь одна — Е₁ (существования одного или нескольких героев в пространстве) [8] (для русской и белорусской — многие). Да и она существует в эмбриональном состоянии, используясь лишь как констатация, применяясь чисто функционально — как начало повествования. Типичны зачины: «Некакав краљ имао једну кћер», «Био један цар», «Био један човек», «Био један сиромах човек», «Била једна сирота жена». (Ср. белорусские: «Жыў сабе чалавек на свеце, ну, і быў у яго сын. Тады ж усё жалі сярпамі, былі гумны да ў гумнах малацілі», «Даўным-даўно ў адным царстве жылі два браты», «Расказваю я вам ісцінную праўду. У некаторым гасударстве жыў ні то пан, ні то падпан, і сказаць гэтага добра і сам не магу» і да т. п.)

Отличия в финальных формулах еще разительнее. Н. Рошияну настаивал, «что в финальных формулах сказочника проявляется либо тенденция так или иначе прямо или косвенно «подчеркнуть» подлинность «событий», о которых он рассказал, с помощью утвердительных формул, либо тенденция квалифицировать сказку как чистый вымысел с помощью отрицательных формул» (С. 54). Далее он описывал формулы Р (присутствие сказочника на царском пиру), А (действия сказочника на царском пиру (свадьба)), С (получение скаочником подарков), (потеря подарков), D (перемещение сказочника с места действия к слушателям сказочника), В (цель перемещения — изложение сказки) (С. 45 — 49) и заявлял: «Частое применение финальной формулы — явление, характерное для сказок всех народов» (С. 54). (Ср. белорусские: «І я там была, і віно піла, але толькі ў роце не было, па барадзе цякло», «І я там было, мёд-піва піла, па барадзе цякло, у рот не папала. Далі мне барану, і я бегала па гораду, а далі мне смык, а я адтуль — шмык ды і казкі кажу», «І я там быў, віно піў, па ўсах цякло, а ў рот не папала» і да т. п.)

В то же время, в сербских народных сказках нами не было обнаружено ни одной финальной формулы. Для них характерно совпадение начала сказки с началом непосредственно содержания, совпадение конца сказки — с концом непосредственно содержания.

Эти факты хотя и заставляют усомниться в верности положений Н. Рошияну, не затрагивают структуру сказки. Они характеризуют только ее обрамление.

Итак, общий вывод В. Я. Проппа о полном единообразии строения волшебных сказок подтверждается. Отдельные мелкие колебания или отступления не нарушают устойчивую картину этой закономерности. Попытки усложнить и запутать структуру волшебной сказки искусственны и безосновательны.

Приложение

Ђаво и његов шегрт [9]

Био један човек па имао јединца сина. Ова ј син рече један пут оцу: «Бабо, шта ћемо радити? Ја овако не могу живети; него идем у свет да учим какав занат. Видиш како је данас: који зна најмање заната, тај сваки боље живи од свакога тежака». Отац га је дуго одвраћао говорећи му да и у занату има бриге и труда, и како би оставио оца сама! Али кад се син никако не дадне одвратити, најпосле му допусти отац да иде да учи занат. Онда се он дигне у свет да тражи заната. Путујући тако удари на једну воду, и идући покрај те воде срете се с једним човеком у зеленим хаљинама, па га човек запита куда иде, а он му одговори: «Идем у свет да тражим мајстора каквог да учим занат». Онда му рече она човек у зеленим хаљинама: «Ја сам мастор, ходи к мени па учи занат кад ти тако срце иште». Дете једва дочека и поЋе с њим. Идуи они тако покрај оне воде, на један пут мајстор скочи у воду и стане пливати говорећи детету: «Хајде за мном скачи у воду, и учи пливати». Дете стане одговарати да не сме, јер га је страх да се не утопи; а мајстор му одговори: «Не бој се ништа, него скачи». Дете скочи у воду и стане пливати с мајстором упоредо. Кад су били насред воде, узме мајстор дете за врат па с њим у воду на дно. То је био ђаво. Он одведе дете у своје дворе и преда га једно сторој баби да га учи, па се опет врати на овај свет. Пошто се он врати и баба остане сама с дететом, онда му стане говорити: «Мој синко, ти мислиш да је овај човек какав мајстор као што су мајстори на оном свету. Није он онаки мајстор, него је ђаво. И мене је тако преварио и довукао амо с онога света, а и ја сам крштена душа. Него послушај ме што ћу ти казати. Ја ћу тебе учити свему његову занату, и он кадгод дође, питаће те јеси ли што научио, а ти му свагда кажи да ниси ништа, ако си рад да га се курталишеш и да се опет вратиш на онај свет». После накога времена дође ђаво и запита дете: «Шта си научио?» А оно одговори: «Нисам још ништа». И тако прођу три године дана, и кад би год мајстор запитао дете шта је научило, оно би му свагда одговорило да није ништа.

Најпосле га запита ђаво још једном: «Јеси ли штогод научио?» А дете му одговори: «Нисам ништа, него сам заборавио и оно што сам пре знао». Онда се ђаво расрди па му рече: «Кад ти до сад ниси ништа научио, не ћеш никад ништа ни научити, него иди без трага куд те очи воде и ноге носе». Дете које је већ добро ђаволски занат изучило било, одмах скочи на воду и стане пливати ка крају и испливавши изиђе на брег и отиде к оцу своме. Отац како га угледа, далеко истрчи предањ говорети: «Где си, сине, за Бога!» А син му одговори: «Учио сам занат». Иза тога прође неко време и дође вашар у оближњему једноме селу. Тада рече син оцу: «Бабо! хајдемо на вашар». Отац му одговори: «А с чим ћемо, синко, кад немамо нигде ништа?» — «Ти за то немаш бриге»,— одговори му син, и пођу на вашар. Идући тако путем син рече оцу: «Кад будемо близу вашара, ја ћу се створити леп коњ, што га не ће бити у целом вашару. Сав вашар чудиће му се. А мо ће мајстор доћи да купи коња, и штогод зацениш он ће дати. Али се немој шалити да му даш улар, него кад новце примиш, одгмах ми улар скини с главе па удри о земљу». Кад доћу близу вашар дете се претвори у коња што га нигде нема. Старац поведе коа по вашару, а сав се вашар слеже око њега, па се сви стадоше згледати, јер нико не сме ни да запита по што је. Кад али ето ти мајстора: створио се Турчин па завио чалму око главе а свустио хаљине до замље. Како дође а он рече: «Ја ћу тога коња купити. Говори старче по што је». Што је год старац заискао, Турчин му одмах извади готове новце без речи. Старац кад прими новце, скине с коња улар, па њиме о земљу. У тај мах нестане и коња и купца. Старац дошавши кући с новцима, затече и сина код куће. Кад после неког времена дође други вашар, онда син опет рече оцу: «Хајдемо, бабо, на вашар». Отац му већ није хтео ништа говорити, него одмах пође с њим. Кад су били близу вашара, син рече оцу: «Ја ћу се сад створити једна трговина: шатра пуна робе, што је на вашару не ће бити лепше и богатије. Ни њу не ће моћи нико купити, а мајстор ће мој доћи, и платиће штогод зацениш. Али не шали се не даји му кључева у руке, него кад новце примиш, удри кључевима о земљу». Тако и буде: кад се он створи лепа трговина, сав се вашар стане дивити. Али ето ти мајстора, опет се створио Турчин као и пре, па пита старца: «По што?» Колико је год старац заценио, толико је Турчин одмах платио, а старац кад прими новце, удари кључевима о земљу. У тај час нестане и трговине и купца, него од трговине створи се голуб, а од Турчина створи се кобац, па потерај голуба! Док су се они тако вијали овамо онамо, царева кћи била изишла пред двор па их гледала, а голуб у један пут стрелимке девојци на руку, па јој се притвори прстен на руци. Онда кобац падне на земљу па се створи човек, те отиде к цару и понуди му се да га прими у службу: служиће га три године дана, а ништа на свету не иште, ни хране ни пића ни одела, само ду му цар да онај прстен с девочине руке. Цар га прими обећа се да ће му дати. Тако је онај служио а девојка прстен носила, и врло јој је био мио, јер је дању био прстен а ноћу леп момак, пак јој говорио: «Кад доће време да ме узму од тебе, не дај ме никоме у руке, него удри мноме о земљу». Кад се наврше три године дана, дође цар ка кћери својој, паке стане молити да му да прстен. Онда она као срдито баци прстен на земљу; прстен прсне, а од њега се проспе ситна проја, и једно зрно откотрља се под цареву чизму; а слуга се у један пут створи врабац на нос стане проју зобати, и кад сва зрна позобље, пође да и оно последње испод цареве чизме кљуне, али од зрна у један пут постане мачак па врапца за врат.

Литература

1. Бараг Л. Г. Сюжеты и мотивы белорусских волшебных сказок. (Систематический указатель.) // Славянский и балканский фольклор. — М., 1971. — С. 182 — 236.
2. Вукови записи. — Београд, 1967.
3. Казкі ў сучасных запісах. — Мн., 1989.
4. Пропп В. Я. Морфология сказки. — 2-е изд. — М., 1969.
5. Рошияну Н. Традиционные формулы сказки. — М., 1974.
6. Српске народне приповиjетке понаjвише кратке и шаљиве / Скуп. В. Врче-вић. — Биоград, 1868.
7. Српске народне приповиjетке / Скуп. В. С. Караџић. — 2 умн. изд. — Беч, 1870.
8. Тудоровская Е. А. О классификации волшебных сказок // Советская этнография. — 1965. — № 2. — С. 57 — 66.

[1] Пропп В. Я.. Морфология сказки. — 2-е изд. — М., 1963. — С. 20.

[2] Советская этнография. — 1965. — № 2. — С. 57 — 66.

[3] Полностью сказка помещена в приложении.

[4] См., например, Календарные обычаи и обряды народов Зарубежной европы. Зимние праздники. — М., 1973. — С.258 или Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под ред. Н. И. Толстого. — Т. 1: А — Г. — М., 1995. — С. 247, 485.

[5] Пропп В. Я.. Морфология сказки.

[6] Бараг Л. Г. Сюжеты и мотивы белорусских волшебных сказок. (Систематический указатель.) // Славянский и балканский фольклор. — М., 1971. — С. 194.

[7] Рошияну Н. Традиционные формулы сказки. — М., 1974. (Далее ссылки на это издание приводятся в тексте.)

[8] Анализ осуществлен по сборникам Вукови записи. — Београд, 1967, Српске народне приповиjетке понаjвише кратке и шаљиве / Скуп. В. Врчевић. — Биоград, 1868, Српске народне приповиjетке / Скуп. В С. Караџић. — 2 умн. изд. — Беч, 1870.

[9] Текст приводится по Српске народне приповиjетке. — С. 36 — 40.